КАК ИКОНА СТАЛА СОЛНЦЕМ

0

Павел Бусалаев: Россия особенно тяготеет к космосу, потому что вокруг нас – хаос

Известный иконописец – о чудесах, о пятерке по научному атеизму и о том, зачем Евангелие засовывали в голенище женского сапога.

– Павел Геннадьевич, приоткройте тайну: как вы работаете над иконой? С чего все начинается?

– Все начинается с ума: рисунок – это действие ума. Об этом писал еще Микеланджело. Затем к работе подключается душа, настрой которой выражают краски. Наконец, когда разум и душа отработали, настает время духа. Ты накладываешь свет, и икона начинает сиять. Именно тем светом, который необходим конкретно этой иконе. А потом наступает самое интересное: икона начинает жить своей жизнью.

– И происходят чудеса?

– Восемь моих друзей написали иконы, которые впоследствии замироточили. В моей практике тоже такое было. В 2002 году Церкви передали Иоанно-Предтеченский женский монастырь. Тогда он лежал в руинах. Но вот в алтаре расчистили небольшое место, началась реставрация. Пригласили работать и меня. Там, в монастыре, у иконы Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна совершались многие исцеления.

Я говорю в монастыре: «Надо вести историю исцелений. Желательно прикладывать документальные свидетельства, справки, подтверждающие состояние здоровья до и после…» «Павел, нам храм из руин поднимать, нас ноги ели носят – а еще вести тетрадку чудес? Не слишком ли?!» – отвечают мне. Монахи не любят чудес по одной простой причине: для них все уже понятно. Чудеса – для немощных, а монахи живут в тонких отношениях с Богом.

РЕЛИГИОЗНОЕ ВИДЕНИЕ МИРА СТАЛО РЫВКОМ ИЗ СОВЕТСКОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ. СНАЧАЛА Я СТАЛ ВЕРУЮЩИМ И ЛИШЬ ЗАТЕМ – ХУДОЖНИКОМ

Когда в монастырь хлынул народ, икона «заболела». Решили отправить икону на реставрацию и сделать с нее список. Мне доверили готовить копию. Наступил  долгожданный день освящения. Две иконы во время молебна поставили рядом. Смотрю на них, сравниваю и чувствую, как находит глубокая тоска. Да, лик сделан корректно. Однако древняя икона по теплоте красок подобна солнцу, а моя – как луна. Совсем заскучал. Думаю: «Ну, Павел, ты сделал что мог. Ты использовал лучшие красители. Ты прокладывал каждый раз теплый слой, и все равно…»

Первое, чему учили в монастырях – не верить себе: своему обонянию, видению. Смотрю, как икона меняется во время освящения, и думаю: «Ну что же, Павел, ты заработал на прелесть. В прелесть не впадают бездельники и теплохладные. Ты подвизался? Подвизался. Старался? Старался. Что еще ты увидишь, унюхаешь, не имеет никакого значения». После освящения образа общаюсь с матушками, и они мне говорят: «Вы заметили, как икона изменилась во время освящения?» – «Матушки, может, мы изменились во время освящения?» Матушки начинают улыбаться. Наконец, одна говорит, мол, не валяй дурака: это икона творит чудеса!

– Какие особенности русской школы иконописи вам кажутся самыми важными?

– Русская икона архитектурна. Это продолжение и логическое завершение зодчества в России. Когда мы с ­моим другом, профессором-филологом и православным священником Мишелем Кюно писали книгу «Диалог с иконописцем» (издана в парижском издательстве «Серф»), мы говорили, что Россия особенно тяготеет к космосу, потому что вокруг нас – хаос. Он обступает, когда выходишь на наши просторы. Не хватает никаких человеческих сил, чтобы все распахать, подстричь, облагородить, как в Западной Европе. Вокруг нас толкутся и зреют сплошные живые ритмы. Особенно это было выражено в Древней Руси, в XV–XVI веках. Но когда человек приходил в церковь, он попадал в космос: в пространство, где все четко. Четкие ритмы заложены в том числе и в иконостасах.

– Разве знаменное пение можно назвать четким?

– В том-то и дело, что в отличие от партесного там есть четкое направление. Крюки – это крючок, с него не соскочишь. Космичность русского Православия обусловлена тем, что по сравнению с другими народами мы особенно остро чувствуем хаос расползающегося пространства, которое мы должны собрать, внести элемент структуры. Именно поэтому наша икона – самое выверенное искусство мирового порядка.

– Расскажите, как вы пришли к вере?

– К вере меня привел мой дядя. Все началось с циновки, о которую я часами тренировал удары ладонью. Сначала дядя подтягивал меня в дисциплине, развивал мужской дух и учил приемам карате. Потом потихоньку стал говорить о Боге. А тема веры меня интересовала всегда. Уже в пятом классе я перечитал весь атеистический стенд в библиотеке. Создатели той серии старались показать территорию абсурда, а мне было интересно. И в институте по научному атеизму у меня был твердый пятак.

– Когда же вы крестились?

– В семнадцать лет, тайком. А свое первое Евангелие получил через два года после крещения. Его специально делали, чтобы провезти незаметно: мельчайший шрифт, папиросная бумага. Книга была длинной, чтобы помещаться в голенище женского сапога. Когда родственники увидели меня с крестом, для них это был шок. Веру нужно было еще отстоять! Иное, религиозное, видение мира стало рывком из советской действительности. Ты попадал в другие века, в другую систему ценностей. Сначала я стал верующим и лишь затем – художником. Это не случайно…

Явление преподобного Саввы принцу Богарне. Клеймо житийной иконы преподобного Саввы Сторожевского

Явление преподобного принцу Богарне произошло в дни захвата французами Москвы в 1812 году. Принц Евгений Богарне, пасынок Наполеона, с двадцатитысячным отрядом подошел из Москвы к Звенигороду. Он занял комнаты в Саввино-Сторожевской обители, а его солдаты рассеялись по монастырю и начали грабить.  Однажды принц Евгений лег спать, и вот, наяву или во сне – он сам не знал того – видит, что в комнату входит какой-то благообразный старец. Явившийся сказал: «Не вели войску своему расхищать монастырь; если ты исполнишь мою просьбу, то Бог помилует тебя, и ты возвратишься в свое отечество целым и невредимым»…

Генерал Богарне проснулся в полном изумлении. Тогда он пошел в храм, где увидел икону с ликом преподобного Саввы Сторожевского, и признал в нем своего ночного гостя… Принц Богарне выполнил совет российского старца. Французы не стали грабить монастырь…

В итоге Эжен Богарне стал едва ли не единственным из французских генералов, оставшимся живым в этой войне. И даже не был ранен ни в одной из последующих битв.

Анастасия Чернова
Опубликовано: № 19 (656) октябрь, 2018 г.

Поделиться

Комментирование закрыто