МИССИЯ КАК ЧУДО

Протоиерей Олег Стеняев: «Священник Даниил Сысоев полностью выполнил задачу своего служения»

Пять лет назад, 20 ноября 2009 года, в Москве был убит настоятель храма св. апостола Фомы на Кантемировской основатель Школы православного миссионера священник Даниил Сысоев. В день памяти о. Даниила «Православная Москва» попросила поделиться воспоминаниями о нем и размышлениями о современной миссии как явлении известного московского миссионера протоиерея Олега Стеняева.

Главная цель — соплеменники, или когда допустима контрмиссия

— Ваше высокопреподобие, о современной Церкви — и вообще, и особенно часто о Русской Православной — говорят как о Церкви Миссии, где проповедь Христа должна стоять на первом месте. А какова, на ваш взгляд, оптимальная миссия наших дней в России? В чем она должна заключаться, какие допустимые формы может принимать?
— По выражению профессора Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Александра Дворкина, с которым я полностью согласен, в России системной миссии никогда не существовало. Каждый миссионер был (и остается) по-своему уникальным. В этом — одно из богатств нашей Церкви, нашей православной традиции. Каждый как до-, так и послереволюционный миссионер обладал собственным узнаваемым почерком. Собственно, такое положение дел единственно верно. Ведь сама миссия — посольство Царствия Божия среди людей. А поскольку страны и населяющие их народы различаются, разниться должны и конкретные миссионерские решения. В предисловии к «Огласительному слову» святитель Григорий Нисский писал: «… с родом болезни соображать должно и способ врачевания: не уврачуешь одним и тем же в эллине многобожие и в иудее неверие в единородного Бога; и введенных в заблуждение ересями не отвратишь одним и тем же от обманчивых, ими составленных понятий о догматах… Но, по сказанному, надлежит смотреть на предубеждения в людях и вести речь сообразно с заблуждением каждого». В том же ключе, хотя и под несколько иным углом зрения, высказывался Апостол Павел, утверждавший, что миссия обязательно должна быть обусловлена и этническими особенностями просвещаемых: «Для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона — как чуждый закона, — не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, — чтобы приобрести чуждых закона» (1Кор.9:20-21). Поэтому вопрос об оптимальной миссии наших дней не совсем корректен. На селе надо проповедовать Христа не так, как в городе, в Центральной России иначе, чем на Кавказе и на Дальнем Востоке.
— А что касается нашего города? Какой профиль миссии в Москве кажется вам наилучшим?
— Наш город столь велик и многолик, что его можно сравнить с громадным лоскутным одеялом. Нынешняя Москва — это мини-Россия со значительным отражением мини-СНГ. Я бы сказал даже больше: уже и дальнее зарубежье здесь представлено в достаточной его полноте. Российская столица стала своеобразным городом мира. Это небольшая страна, где отражается мировоззренческое разнообразие планетарных масштабов. Поэтому для миссионера она представляется крайне интересным полигоном.
— О. Олег, усматриваете ли Вы в этой связи перспективу в массовой апологетической проповеди среди инославных гостей нашего города? Ведь среди них очень много выходцев с Кавказа и из Средней Азии… Общеизвестно: демографических проблем у этих народов нет. Это же потрясающий резерв для обращения в христианство!
— Вот этим, на мой взгляд, надо заниматься с максимальной осторожностью. Контрмиссия не должна и не может занимать центральное место в списке наших приоритетов. Ее наша Церковь, на мой взгляд, вправе практиковать только в ответ на религиозные экспансии, защищая свою идентичность и свою паству. Но ислам-то как раз такими экспансиями не грешит! Главной целью миссионера наших дней, как мне кажется, должны стать наши неверующие или невоцерковленные соплеменники — этнические русские, наши собратья по крови. Скажем, девять из каждых десяти сектантов — крещеные в Православии люди, хитростью или уловками отторгнутые от Матери-Церкви либо по какому-то недоразумению отпадшие самостоятельно. Вернуть их — вот действительно достойная задача. Ведь, по слову Спасителя к апостолам, идти наипаче надо к погибшим овцам дома Израилева (ср. Мф 10:6)! Тем более, это наши соотечественники, родные по культуре люди, с которыми у нас нет языковых и ментальных различий. Поэтому достучаться до их сердца гораздо проще — посольство Божие среди людей они воспримут легче.
Иса, Муса и Джабриил, или почему царское правительство запрещало Алтайскую духовную миссию
— А как именно это сделать? Можете проиллюстрировать на примере?
— Однажды я работал с семьей москвичей-сектантов. Ее глава был баптистом в третьем поколении, а вот его жена в детстве регулярно посещала богослужения в храме иконы Божией Матери «Нечаянная Радость». И в процессе разговора я вдруг почувствовал: надо наше общение как-то связать с темой этого образа Богородицы. С разрешения собеседников я поставил на музыкальный проигрыватель запись с тропарем этой иконе. Женщина (сейчас она уже покинула этот мир) моментально расплакалась! «Ведь это молитва моего детства!» — произнесла она сквозь слезы. Ее сердце раскрылось… Вот так — благодаря одному песнопению — на склоне лет она вернулась в православную веру. Этот случай ярчайшим образом демонстрирует: обращение людей происходит не на рациональном, а на эмоциональном уровне. Ведь еще священник Павел Флоренский говорил: Православие не доказуется, а показуется. Общение с людьми другой веры — не игра в шахматы, где требуется поставить мат партнеру или вынудить того капитулировать. Надо произвести столь сильное нравственное впечатление на собеседника, чтобы тот буквально физически почувствовал исходящий от Христа свет добра.
— Но что же плохого в том, чтобы обратить в христианина гостя с Юга или с Востока? Ведь далеко не все они — правоверные мусульмане или буддисты. Есть среди них и атеисты, и постсоветские «пофигисты»…
— Я не говорю, что это плохо. Лично мне это просто не очень интересно. Бывая на Востоке, я, разумеется, не избегаю вопросов веры — но делаю это иначе, не в виде миссионерского служения. Например, в Египте я читаю местным жителям наизусть аяты из Корана, проверяя свой арабский — и у слушателей на глаза слезы наворачиваются. Во время второй чеченской кампании в грозненском кафе у площади «Минутка» я встретился с двумя парами настороженных глаз. Прямая проповедь там была невозможна, к тому же она оскорбила бы религиозные чувства соседей. «Как ваше имя?» — спросил я того, кто сидел ближе ко мне. А надо сказать, что имя для любого кавказца очень важно, при наречении его выбирают с особым смыслом, как правило, в честь какого-то достойного предка. «Джабриил, а что?» — буркнул тот. «Я могу объяснить вам значение вашего имени, — максимально добродушно продолжил я. — Дело в том, что Джабриил — не совсем человек…» Тут товарищ собеседника вскочил и радостно поддакнул: «Вот, я же говорил, что ты осел!» «Нет, Джабриил — это ангел, — поправил я. — И не простой ангел…» И дальше я в течение получаса рассказываю им про архангела Гавриила, излагая связанные с ним события Священного Писания. Раскрыв рот, они слушают, после чего второй просит: «А мое имя? Я Муса!» Прекрасно, Муса, я расскажу тебе о боговидце пророке Моисее! Не дослушав, в зал вбегает хозяин заведения — низенький невзрачный человечек в аэродромной кепке и вопиет: «Достаточно, хватит об их именах! Незнакомец, расскажи о моем! Меня зовут Иса!»
— В театре можно было бы опустить занавес…
— Да, но это не пьеса, а реальный факт! И в центре Грозного, ничего не опасаясь, я в течение часа рассказываю о Христе трем бородачам, внимающим мне словно духовному учителю. Конечно, это всего лишь случай — но очень показательный. Миссионеру противопоказано именно сегодня и сейчас, любой ценой и невзирая на обстоятельства, стремиться сделать человека православным. Необходимо подбирать ключики к сердцам, оставляя после себя в аудитории добрые воспоминания. Изменится ее, быть может, негативное отношение к духовенству, к христианам, к русским, сломаются какие-то отрицательные стереотипы — миссия уже состоится. Обращая же инославных в Христову веру, работать следует обязательно со всей семьей, не «выдергивая» людей поодиночке. Созреет вся семья — пожалуйста. Вырванный же из привычной родной среды человек может не выдержать и сломаться. Царское правительство, кстати, хорошо ориентировалось в подобных вопросах, поэтому неоднократно запрещало Алтайскую духовную миссию. Этнические алтайцы, оторванные от родных и близких, тривиально спивались. В самом деле, это ведь может превратиться в полномасштабную жизненную трагедию: с привычными верованиями порвал, а настоящим православным так и не стал. Чем мы тогда лучше сектантов?!
Куда спешил о. Даниил, или почему первыми мучениками за Христа стали 14000 вифлеемских младенцев
— А ведь отец Даниил Сысоев не боялся таких вызовов!?
— Ну, во-первых, сейчас все же другие времена. Во-вторых, по крови о. Даниил не совсем русский человек: примерно на треть он был татарином с пращурами из аристократического рода Ашировых. В нем счастливым образом сошлись Запад с Востоком, и у него — с детства воспитанного в Православии коренного москвича — было множество инославных родственников. Наверное, такое происхождение обязывало его к более активному служению. Когда мы общались, казалось: о. Даниил все время спешит. Он очень быстро говорил, быстро ходил, быстро ел. Когда же он взошел на свою Голгофу, стало понятно: это мы слегка тормознутые, а он просто жил настоящей полнокровной жизнью.
— Как вам кажется, мог бы кто-то заменить о. Даниила в его служении из современных практикующих миссионеров? И выполнил ли он свою жизненную миссию — в общегуманитарном, мировоззренческом смысле?
— Выполнил. Община храма на Кантемировской на треть состоит из этнических тюрков. Многих я знаю, они до сих пор поражаются миссионерскому горению о. Даниила. Он всегда говорил, как думал… В чем-то мы можем равняться на о. Даниила, что-то нам не по силам… Однако в любом случае это явление редкое. Думается, он свою миссию выполнил — от начала до конца. Кстати, он был в курсе, что с ним хотят расправиться: ему постоянно звонили по телефону с угрозами. Однажды я поинтересовался: а ты не боишься, ведь фанатик способен на все?! Он сразу же ответил: что ты, я недостоин такой смерти! И тут же спросил меня: почему первыми мучениками за Христа стали вифлеемские младенцы? И сам продолжил: тем самым Бог показал, насколько надо быть чистым — как младенец! — чтобы сподобиться мученического венца. «Но я-то не такой!» — с улыбкой закончил тот разговор о. Даниил…
— Вернемся к возможным формам миссионерского служения. В последнее время в этой области идут активные эксперименты: миссионеры работают в разных «жанрах», привлекают светских исполнителей, практикуя такие интересные решения, как миссионерские концерты. Насколько, на ваш взгляд, это допустимо?
— Еще в советское время я с моим другом Евгением Тремаскиным (ныне клириком храма иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость» на ул. Большая Ордынка) миссионерствовали среди молодых москвичей — панков, наркоманов, хиппи. Я брал Библию, он — гитару, вместе мы шли туда, где они собирались, садились на траву. Он пел духовные песнопения в стиле кантри, я читал Библию. Действовало прекрасно! Потом этот формат мы реализовали уже в дворцах и домах культуры, в кинотеатрах… Да, миссионерские концерты сейчас популярны. Думаю, потому, что верно подобранная музыка в сочетании со Словом Божиим воздействует на слушателей очень эмоционально. А в миссии, повторю, это главный залог успеха. Вообще миссионерское служение — процесс очень творческий. Готовых рецептов или антирецептов, как я попытался объяснить выше, здесь нет и быть не может. Как многолики те, к кому миссия обращена, так множественны и формы, в которых наша миссия может воплотиться. И чем опытнее миссионер, тем лучше и качественнее он способен их в своем служении синтезировать. А значит — тем легче он добьется успеха.

Дмитрий Анохин 

Справка. Протоиерей Олег Стеняев родился в 1961г. в подмосковном Орехове-Зуеве. Проповедник, миссионер, богослов, публицист. В 2007г. закончил Московскую духовную академию. Клирик храма Рождества Иоанна Предтечи в Сокольниках, ведущий трех библейских школ в Москве.