НЕБЕСНАЯ МАТЕРА ВАЛЕНТИНА РАСПУТИНА

14 марта скончался великий русский писатель Валентин Распутин. Верующие очень тепло высказывались о нем, хотя свое православие писатель никогда не афишировал. В его произведениях выразилась подлинная, а не внешняя религиозность. В храме Христа Спасителя состоялось отпевание, Святейший Патриарх Кирилл выступил с важной и трогательной речью. Своими воспоминаниями о встречах с Распутиным, о значении его творчества для русской литературы и русского самосознания поделились участники акции «Живи и помни», что прошла в московском музее-библиотеке им. Н.Ф. Федорова (организатор и ведущая Анастасия Гачева).

Юрий Дворяшин, доктор филологических наук, профессор, член Союза писателей России (в 1975 году защитил первую в нашей стране диссертацию, посвященную творчеству В.Г. Распутина):

– Мы все хорошо помним, как в начале 1970-х годов Валентин Распутин буквально ворвался в литературу. Каждую его новую книгу с нетерпением ждали и говорили, что пришел новый Достоевский. Когда я впервые встретился с Распутиным в неформальной обстановке, пытался задавать ему разные умные вопросы. Ну как же, великий писатель, надо воспользоваться моментом, узнать о смысле жизни. Но Валентин Григорьевич оказался довольно сдержанным, замкнутым и неразговорчивым. Чуть позже я понял: Распутин равнодушен к глобальным, общим темам. Гораздо больше его привлекают искренность человека и сердечность. Когда он чувствовал сердечное отношение, сразу откликался, и словно лучиком света озарялось его лицо.

Сергий Федякин, литературовед, доцент кафедры новейшей русской литературы Литературного института им. А.М. Горького:

– Что делает писателя большим? Не только темы, которые он поднимает, но еще и искусство прозы. Художественный мир Валентина Распутина зримый, наполненный точными деталями. Но этого мало. Он создает особое настроение, чувство усиливающейся тревоги. Как это удается? Объяснить невозможно, приходится разводить руками… Валентин Григорьевич замкнул русскую литературу ХХ века на великий русский мир Китежа. Китеж не исчезает, а опускается на дно, и оттуда, из глубины, продолжают звучать колокольные звоны, напоминая об этом праведном городе. Деревенская проза (хотя это название не очень удачное) подобна колокольным звонам Китежа, которые сейчас до нас доносятся.

Лола Звонарева, литературовед, критик, главный редактор альманаха «Литературные знакомства»:

– С Валентином Распутиным у меня было несколько встреч. В Калининграде в начале 2000-х годов он выступал в филармонии минут сорок. Сильная, страстная речь, посвященная языку и той трагедии, что случилась с ним новом веке. Речь вызвала в зале волнение, часть людей, не согласная с позицией писателя, демонстративно вышла. Потом нас пригласили в один из самых лучших и престижных калининградских ресторанов. И вот характерная деталь: Валентин Григорьевич вчитывается в меню, тут же закрывает и говорит: «Вы знаете, не могу смотреть, когда цены – как пенсия жителя Иркутска. Лола, что Вы думаете? Мы будем есть?» Это прозвучало очень искренне. Ни на одну минуту он не забывал, как живут и что чувствуют его земляки.

Встречи последних лет были полутрагическими.
На очередной международной книжной ярмарке застала такую картину: толпа неистовствует, крупное женское лицо на экране. Что такое? Оказывается, это очередь за автографом Марининой. И рядом, за соседним стендом, в глубокой печали и одиночестве, сидит Валентин Григорьевич со своими книгами.
Через несколько лет произошла трагическая для семьи Распутина авиакатастрофа. Прихожу в редакцию журнала «Москва» и вижу его за чашкой чая. Говорю с большим сочувствием: «Как Вы, что пишете?»
Валентин Григорьевич посмотрел и с такой печалью, с такой тоской во взгляде отвечает: «Ничего я не пишу. Валяю дурака».
Действительно, от такого удара оправиться почти невозможно. Думаю, что произведения Валентина Распутина будут жить вечно…

Павел Фокин, филолог, писатель, ведущий научный сотрудник Государственного Литературного музея:

– Я бы назвал Валентина Распутина не деревенским писателем, а мистическим. Мистичность присутствует во всех его текстах и делах. Первое произведение, которое я прочитал у Распутина, «Прощание с Матерой», понравилось мне именно своей мистичностью, небывалой для советской литературы.

Как и Достоевский, Распутин не дает прямых ответов на вечные вопросы, а показывает возможность бездны в человеке. Как у Тютчева: «И мы плывем, пылающею бездной / Со всех сторон окружены». С одной стороны, бездна небесного свода, с другой – бездна океана и населяющих ее тварей…

Матера также находится среди бездны, она словно зависла между звездным небом и землей. Недавно у меня возникло ощущение, что Распутин – это наш Маркес. Что такое Макондо? Та же Матера, затхлый колумбийский островок. И одновременно селение вселенского масштаба, место, где сходятся все духовные проблемы современного мира.

Первый раз Валентина Григорьевича я увидел в Иркутске, в начале 1990-х годов на детском литературном празднике, посвященном юбилею декабристов. Тогда я был перестроечно-ангажированным, каких-то вещей просто не понимал. И почвенническая традиция мне была не близка. Поэтому на той встрече я стоял в дверях и смотрел на Распутина косым, скептическим взглядом. А он сидел за столом и разговаривал с детьми о декабристах. Никто не ожидал такого услышать. Те самые декабристы, овеянные романтическим ореолом, оказывается, со слов писателя, виноваты в том, что произошла революция. У меня осталось впечатление не до конца проясненного человека. Вроде бы великий писатель, а говорит странности. Я не понимал тогда, что эти странности во мне, а не в нем.

Также хотелось бы поделиться впечатлением, которое произвело на меня отпевание Распутина. Началось все традиционно. Храм, красивая служба, белоснежные одеяния священнослужителей, благозвучное пение хора, прекрасное слово Святейшего Патриарха… Все как обычно, как предполагалось. Я стоял возле гроба, смотрел на лицо писателя, стараясь запомнить его черты… Но вот в какой-то момент я оглянулся и вижу: там, сзади, за гробом и Святейшим Патриархом, вдоль металлической ограды стоят… старухи из произведений Распутина. Они самые. При этом я знаю, что это не те старухи, а московские пожилые женщины в платках.

И тут я понял, что все они пришли провожать любимого писателя и готовы защищать его от всей абсурдности нашего бытия. И храм со всеми нами вдруг стал Матерой. Небесной Матерой. Даже после смерти, в свой последний земной час, Распутин остается великим художником, создающим вокруг себя особую атмосферу.

Станислав Куняев передал для «Православной Москвы» стихотворение, посвященное Валентину Распутину

Валентину Распутину

На родине, как в космосе, не счесть
огня и леса, камня и простора,
все не вместишь, не потому ли есть
у каждого из нас своя Матера,
своя Ока, где тянет холодок
в предзимний день
от влаги загустевшей,
где под ногой еще хрустит песок,
крупнозернистый и заиндевевший…
Прощай Матера!
Быть или не быть
тебе в грядущей жизни человечьей –
нам не решить, но нам не разлюбить
твоей судьбы непостижимо вещей.
Я знаю, что необозрим народ,
что в нем, как в море, света или мути,
увы, не счесть… Да будет ледоход,
да будут после нас иные люди!
Прощай, Матера, боль моя, прощай,
прости, что слов заветных не хватает,
чтоб вымолвить все то, что через край,
переливаясь, в синей бездне тает…

Анастасия Чернова