Лицо эпохи проступает сквозь лица на портретах
Вызвавшая небывалый ажиотаж юбилейная выставка Валентина Серова, посвященная 150-летию мастера, – замечательный повод поговорить о глубинных причинах интереса публики к подобным событиям.
Ксения Шальме
Взорам посетителей Государственной Третьяковской галереи был представлен ряд портретов известных художников, представителей Августейшей семьи, великосветских княгинь, купцов, артистов, писателей, простонародных крестьянских лиц… Вся Россия накануне революционной катастрофы оказалась отображена выдающимся мастером, который соединил в своем искусстве классические традиции передвижнического реализма с исканиями в русле модерна, а также архаической и восточной культуры, с оригинальным поиском нового, знакового языка. В начале XX века Серов по-прежнему сохранял верность человеческому лицу, – а значит, с духовной точки зрения, как художник не упразднял образ Божий в искусстве портрета, несмотря на его начавшееся эффектное разрушение во многих творческих системах того времени.
Как русский живописец, взыскующий подлинной, «последней» правды о человеке, будь то представитель аристократии, творческой интеллигенции, мира крестьян (или, например, мифологический персонаж далекого прошло-го из его поздних композиций), Серов в работе над каждым замыслом искал подходящую стилистику, язык для художественного высказывания о данной модели. Самое знаменитое и хрестоматийное произведение Валентина Александровича, открывающее для нас его большой путь в искусстве, портрет-картина «Девочка с персиками» (1887 год) исполнена в духе импрессионистического любования светом и цветом, самой фактурой живописи. Именно такие художественные приемы в данном случае соответствовали стремлению автора выразить собственные чувства к Веруше Мамонтовой, к ее семье, ко всему Абрамцеву, показать тепло, уют, красоту мамонтовской усадьбы и радостные надежды на будущие открытия в искусстве и жизни, которые предчувствовал тогда молодой живописец в собственной судьбе, и от-части видел в живом и обаятельном взоре взрослеющей Веры. Уже в этом произведении автор заявил о себе как о художнике, создающем образы со-временников в контексте, во взаимосвязи со средой, с окружающим их ми-ром, и городские и не городские пейзажи Серова также подтверждают для нас его талант наблюдателя не только человека, но и природы, животных, всех проявлений жизни.
В дальнейшем, обращаясь к самым разным моделям, Серов с самого начала подолгу наблюдал своих героев, если это было возможно, в обстановке, для них естественной, выбирал позы и ракурсы, делал акценты на жестах или использовал фон как значимый элемент композиции, размышлял о колористических соотношениях костюмов и обстановки, даже «выбирал» головные уборы для великосветских дам, экспериментировал с формой кар-тины и техниками. В его живописных и многих графических портретах нет незначительных деталей, но каждая, включая, конечно же, присутствие любимых Серовым животных, дополняет наше представление о человеке, раскрывает его образ, а также выражает, пусть завуалированно и деликатно, от-ношение к нему самого художника, ведь любой «портрет – это всегда двойной образ: образ художника и образ модели» (слова французского скульптора XX века Бурделя). Я бы сделала здесь важное дополнение: в жизни портрета участвует еще и его зритель, ведь одно и то же произведение в разные эпохи, разными зрителями воспринимается абсолютно по-разному, и причины важности, актуальности искусства Серова для российского зрителя сего-дня могут тоже быть предметом размышления. Думаю, связаны они с явны-ми сходствами эпохи, которая оказалась отраженной в его творчестве, с не-давним прошлым и настоящим историческим моментом, равно как и в той притягательной силе ярчайшего периода нашей культуры, который мы называем Серебряным веком и который поражает нас своим разнообразием талантов, вдохновенной наполненностью и, я бы сказала, роковой красотой, своим трагическим лицом предчувствия надвигавшейся катастрофы. И внимательный зритель не может не почувствовать той пропасти, которая разверзлась в начале XX века между аристократией и простонародьем. На мой взгляд, единственное, что может примирить нас с переживанием этого трагического разрыва, имеющего важнейшие последствия и сегодня, это духовный смысл жертвы, принесенной за нас, во имя будущего России, святыми Царственными мучениками, и их образы мы также находи-ли в экспозиции выставки.
Рядом с парадными портретами императора Александра III, этюдами его детей, великокняжескими портретами особенно необыкновенно и проникновенно выглядит маленький, камерный портрет императора Николая II 1900 года («в серой тужурке», как часто его называют), а точнее, промыслительно исполненное самим автором сразу после завершения первого, утраченного в 1917 году оригинала, его повторение. Серов почти никогда не делал авторских копий, но в данном случае, желая оставить себе вариант этого портрета «в более свободной и простой технике» (по свидетельству художника В.В. Матэ), живописец, с помощью фототехнологий использовав в работе набросок первого портрета, смог сохранить натурную свежесть впечатления. Серов, создавая эту копию для себя, даже не вполне завершил портрет, но тем живее, непосредственнее он выглядит, тем больше он способен тронуть каждое сердце… Взгляд императора, светящийся любовью и приятием, пониманием и кротостью, готовностью к жертве, мудрым предвидением и грядущей гибели, и того бытия, которое не имеет конца, явил нам художник, благодаря своим искренним устремлениям запечатлеть правду о человеке, получивший от Бога этот дар. Дар явить каждому новому поколению истинный вневременной смысл и историческую роль личности святого Царя.
Тот резонанс в обществе, который вызвала эта выставка произведений В. А. Серова, мы, сотрудники музея, естественно, не могли не почувствовать. Без-условно, на каждого или почти каждого из нас легла большая, чем обычно, ответственность и нагрузка, потому что очень многие люди, как обыватели, редко посещающие музеи, так и представители власти, и знатоки искусства, требовавшие особенного внимания, почти ежедневно ожидали от нас профессиональной помощи, экскурсионного сопровождения, рассказов о художнике и его наследии. Каждый сотрудник как творческий человек, естественно, по-своему «выстраивал отношения» с художником, оказавшимся в центре общественного интереса, и с его искусством, и многие, нужно признаться, делились своими безрадостными, даже тягостными впечатлениями от работы на выставке. У не-которых моих коллег, возникал, в частности, вопрос, почему многие произведения Серова, постоянно демонстрирующиеся в залах нашего музея в Лаврушинском переулке, так редко вызывают интерес посетителей, тогда как они же, перенесенные в выставочные залы на Крымском валу, вызвали известный ажиотаж, подчас мало похожий на художественный интерес интеллигенции к искусству, а вызывавший ассоциации с иными, хорошо знакомыми всем явлениями нашей каждодневной жизни.
Конечно, в качестве некоторого объяснения можно заметить, что такое блестящее собрание нескольких сотен творений В.А. Серова в одном пространстве, как вехи его недолгого, но яркого творческого пути, действительно, способно было вызвать особенные чувства и переживания не только у людей, искусством не искушенных, но даже у многих специалистов, казалось бы, хорошо знакомых с наследием мастера. Видимо, одна из причин такого явления состоит в совершенстве художественных образов, которые – собранные в полноте – не могут не вызвать вдохновенного любования и в это же время, я бы сказала, трагического «со-переживания» эпохе, которая, – вся, – словно, развернулась перед нашими глазами… И зрители, пусть даже подсознательно, и некоторые сотрудники, работавшие на выставке (а о себе могу сказать это определенно), с особенной, редко переживаемой остротой почувствовали и связь, и сходства наше-го времени и блестящего Серебряного века, и ту пропасть, которая, несмотря на хронологическую близость, разделяет нас и героев предреволюционной поры.
Зрители выставки, конечно, интересовались судьбами моделей Серова, известных представителей искусства, политической и общественной жизни до-революционной эпохи, также и обстоятельствами его семейной жизни и творческой деятельности. Сами портреты «подсказывали» размышления и вопросы об отношениях живописца с его знаменитыми заказчиками. При этом, я бы отметила, что емкость и красноречивость серовских образов, намного большая, чем, например, художественная цельность творений мастеров советского времени или наших дней, словно, исчерпывает обычно возникающие у зрителей вопросы, обращая их внимание, в первую очередь, на живописный язык, красоту линии и цвета, характерность и, на мой взгляд, способна возвысить зрителей над бытовыми и сугубо личностными темами, над привычным ходом мысли. В этом также мне видится особенная ценность его искусства.
Мое личное отношение к Серову и его творчеству после этой выставки не изменилось радикально, потому что я не первый год знакомлюсь с его произведениями, и почтение, и глубокое, хотя и сложное приятие этого мастера у меня сложилось довольно давно. Пожалуй, можно сказать, что теперь явление Серова стало для меня еще более масштабным и значительным. Важно и то, что впечатления от «встречи» Серова с современными зрителями самых разных возрастов, с различными представлениями об искусстве и жизни, внесли дополнения в мой образ художника и его наследия. По-моему, в нем в данный исторический момент с особенной ясностью выявилась сложность, даже полярность, многогранность – как самого явления Серова, так и феномена Серебряного века, феномена России и явления Человека как такового. Именно в напряженности «диалога» Серова со зрителем на выставке обостренно проявилась и притягательность эпохи, и высокий духовный, творческий потенциал ее представителей, их прекрасные устремления, и падение многих устремлений в пропасть той духовно-исторической трагедии, которую мы называем XX веком.
Глубокие переживания красоты и драматизма Человека и Искусства, которые могут подарить именно художественно совершенные и правдивые образы, созданные Серовым (он не единственный в истории нашего искусства был способен на это, но сейчас речь именно о нем), несомненно, соединяют зрителя выставки и того, кто ее показывает и рассказывает о художнике, и эти минуты душевного напряжения и порыва, объединяющего столь разных и подчас абсолютно не знакомых людей, каждому, беззаветно любящему искусство, очень дороги и важны и остаются в памяти навсегда. В эти часы нашей жизни, посвященные искусству Серова и его блестящей эпохе, великим людям и великим судьбам, мы имели, возможность говорить правду о прошлом и настоящем, за которую страдал и без которой не мог жить и не мог работать этот художник.
Ксения Шальме, кандидат искусствоведения, сотрудник Государственной Третьяковской галереи
