Зураб Чавчавадзе: «В советской школе я приучал одноклассников праздновать Пасху»
Зураб Чавчавадзе – человек огромной эрудиции и фантастического обаяния, нездешней галантности и вышедшей из моды обходительности. Это скажет всякий, кому довелось всего лишь несколько минут провести рядом с ним. Верность слову, обязательствам – вот качества этого русского аристократа с грузинскими корнями. Но главное – это человек большого сердца и редкой чуткости
– Зураб Михайлович, вы, наверное, помните еще парижскую, первую в вашей осознанной жизни Пасху?
– Помню… Пасхальная ночь – это прежде всего море яркого света, буквально режущего глаза. Это ощущение одинаково – и в Париже, и на родной земле, куда меня привезли пятилетним мальчишкой. Наверное, это связано с тем, что чистое детское сердце по-особому ликует в Пасхальную ночь. Вроде того, как по-особому ликует солнечный шар, парящий над горизонтом в Пасхальное утро.
– Неужели Пасха праздновалась одинаково в кругу русских эмигрантов в Париже и верующими Советского Союза?!
– Принципиальных различий, пожалуй, не было. Правда, ребенком я не понимал, почему русские дети в Париже, играя в песочнице и делая из песка «куличики», каждый из них увенчивали символизирующей свечку веточкой или спичкой, а их советские сверстники неизменно игнорировали такую деталь. Когда же я подрос, неразрешимой загадкой для меня стало исчезновение с праздничного стола в России таких привычных и обязательных элементов, как четверговая соль и пасхальный агнец.
– С сожалением приходится признать, что они туда так и не вернулись.
– Четверговую соль* в Париже мы заготовляли в Великий четверг (отсюда и название) по возвращении домой с вечернего богослужения, запекая до черноты на каминных углях растертую с яичным желтком поваренную соль. Солить за столом крашеные пасхальные яйца белой солью русским парижанам никогда бы в голову не пришло! А пасхальный агнец выпекался из «куличного» теста в специальной металлической двустворчатой форме и размещался в центре стола, утопая в блюде с ярко зелеными побегами проросшего овса.
– Если верить мемуарам, русские эмигранты ходили в основном в Александро-Невский храм на рю Дарю и на Трехсвятительское подворье на рю Петель. Где больше чувствовалось пасхальное настроение?
– Праздничное настроение в эту святую ночь было одинаковым и в церкви на рю Дарю, традиционно собиравшей под своими сводами антисоветски настроенную публику, и на рю Петель – в храме юрисдикции Московского Патриархата, куда сердобольные русские беженцы ходили, дабы явить свою солидарность со страждущей под богоборческой властью Церковью «в Отечестве сущей». Кстати, и в храмах самой «страждущей Церкви», несмотря на все прискорбные обстоятельства тех времен, в Пасхальную ночь тоже всегда царило утешающее верующее сердце приподнятое праздничное настроение. Конечно, для бывших эмигрантов, репатриированных в послевоенный Советский Союз, пасхальные торжества омрачались разнузданной атеистической пропагандой. Зато как утешительно было наблюдать решимость и стойкость духа, с которыми «малое стадо» защищало свою веру!
– За веру преследовали…
– На самом деле на вернувшихся из эмиграции «чужаков» среднего возраста власть безнадежно махнула рукой, отчаявшись отучить их от Церкви. Но за молодые души борьба велась отчаянная, особенно в хрущевские времена. Нас таскали к комсоргам и парторгам, к завучам и директорам, прикрепляли к каждому личного агитатора с заданием выбить из нас «религиозный дурман». От последнего метода, однако, отказались, когда один из таких агитаторов неожиданно сам принял крещение…
– «Дурман», стало быть, выбить не удавалось?
– Скажу больше. В старших классах я приучал к Пасхальному празднику своих школьных друзей и товарищей. Посещать богослужения и говеть они, конечно, не решались, но христосоваться и подходить под благословение к духовенству умели, кулич не путали с пасхой, а на «Христос Воскресе!» дружно отвечали «Воистину Воскресе!» Многие из них даже принимали участие в кропотливой и хлопотной подготовке пасхального стола, помогая месить тесто для куличей и готовя начинку для сырной пасхи. И при этом хорошо понимали, что приобщаются к вековым традициям своих предков, точно также предуготовлявших великое торжество Пасхального празднества.
– А сегодня?
– Что же может измениться?.. Сейчас все мы, каждый в своей семье, свято соблюдаем переданные нам традиции подготовки и проведения Праздника Праздников. Последние три дня Страстной седмицы – неизменно самые утомительные, когда долгое пребывание на удивительно глубоких и красивых церковных службах необходимо сочетать со всеми домашними хлопотами. И все мы очень счастливы, если удается все успеть и выкроить хотя бы пару часов для отдыха перед наступлением самой святой и самой ожидаемой ночи, когда «Ангелы поют на небесах», а Господь сподобляет нас на земле «славить Его чистым сердцем».
Инна Стадницкая
* Как готовят Четверговую соль, вы узнаете в следующем номере «ПМ»
30 лет назад… Зураб Чавчавадзе с женой Еленой Николаевной и дочерью Анастасией в Дивееве у последней послушницы
монастыря знаменитой схимонахини Маргариты, хранительницы многих личных вещей прп. Серафима Саровского.
В центре послушник Георгий – будущий епископ Егорьевский Тихон.
Зураб Михайлович Чавчавадзе
Генеральный директор Благотворительного фонда Святителя Василия Великого, директор одноименной православной гимназии. Родился 22 января 1943 года в Париже в семье офицера лейб-гвардии Конно-гренадерского полка, в 1920-е годы эмигрировавшего во Францию. В 1948 году семья вернулась в СССР, после чего ее глава был арестован и отправлен в ГУЛАГ, а его жену вместе с детьми сослали в Казахстан (реабилитированы в 1956 году). Впоследствии Зураб Михайлович окончил факультет западноевропейской филологии Тбилисского государственного университета. Работал в НИИ научной информации в Тбилиси, преподавал в Грузинском государственном университете.
