Профессор Вячеслав Медушевский: «Знаменный распев – это свобода чад Божиих и ощущение бескрайнего простора»
Пути развития православной духовной музыки остаются предметом оживленных дискуссий. Рассуждения профессионального музыканта и музыковеда на столь серьезную тему «Православная Москва» записала в преддверии пасхальных торжеств. А параллельно поинтересовалась у собеседника, что именно в отношении к своей музыке не грех перенять у грузинских братьев по вере.
– Вячеслав Вячеславович, прежде духовные и светские музыкальные сочинения почти не пересекались. Сейчас их можно услышать рядом в одном и том же концерте. Как вам кажется, есть ли между этими двумя культурными пластами принципиальные различия?
– Важно видеть и различие и связь. Церковная музыка концентрируется вокруг таинства, вокруг молитвы. Но за порогом храма – жизнь с невероятным обилием житейских ситуаций. Как правильно поступить в том или ином случае? Это может подсказать светская музыка, передающая самые разные состояния: отвагу, мужество, печаль, радость. Выражаются в том числе в музыке эмоции и душевные состояния, которые мы считаем негативными. Скажем, уныние. В гениальном сочинении можно замечательно передать уныние!
– Пример?
– Пожалуйста. Депрессия, уныние в начале пятой симфонии Чайковского. Но для чего? Чем дьявол пугает бедную душу? Как всегда, смертью. «Ты умрешь…» – вот что очень тихо звучит у двух кларнетов в нижнем регистре, словно тебя зовут к себе два мертвеца. Из этого состояния вырастает вся симфония. Замысел ее прост и глубок: как преодолеть уныние? Кстати, можно ли поинтересоваться вашим мнением на этот счет?
– Для начала посмотреть вокруг и убедиться: жизнь прекрасна!
– Это и есть первая часть симфонии. Герой стремится радостно раствориться в жизни. Но вот – сначала приглушенно – начинают звучать фанфары. Это снова мысль о смерти, которая затаилась в сознании глубоко-глубоко. Вытащить, избавиться от нее, забыть – невозможно. Память о смерти заложена в человеке! «Умрешь, смертью умрешь». Действительно, когда мы не слушаемся Бога, смерть неизбежна. «Смерть неизбежна!» – достают духовые. Где же выход?
– Обратиться к Богу…
– Это вторая часть. Видите, как гениально и просто мыслит Чайковский. Там не просто молитва, а молитва любви. Поднимаясь, эта мелодия звучит все выше и выше. Но и туда вторгается мотив смерти! Страшно. Что же еще сделать? Полностью переменить свое отношение к смерти. Как апостол Павел говорит: «Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?» (1 Кор. 15,55) Вот она – радость победы над смертью , которая есть начало новой жизни, встреча с Богом. Именно к этому и ведут все части Пятой симфонии – к гимну, который звучит подобно Пасхальным колоколам. Это пророческое воодушевление особенно сильно выражено в русской музыке. Радостного пророчества вообще много в русской музыке. Кроме пятой симфонии Чайковского, можно вспомнить и фантастический в этом отношении третий фортепьянный концерт Прокофьева. Есть и другое направление. Например, шестая симфония Чайковского – наверное, самое трагическое произведение на свете. Но, как говорил Шостакович, нет ничего жизнерадостнее трагедий. Герой умирает в первой части. Он отпет, тромбон произносит надгробные речи. Затем мытарства, а в финале душа плачет в ожидании Страшного Суда. Хорошо сказала об этом великая русская актриса Мария Ермолова: «Это не та скорбь, от которой опускаются руки, и не хочется жить. Это та скорбь, которой отверзаются небеса». Герой плачет, потому что любит Бога. А ведь это главное. И доступно это только для верующей души, которая своей верой и спасается.
– Характерны ли подобные духовные откровения для западной музыки?
– В западной музыке получили развитие апофеозы. Апофеоз – это обожествление человека и его деятельности, его грандиозных свершений. В русской культуре даже само это слово – апофеоз – неуместно, в нем есть нечто рукотворное. Наш коренной термин – обожение. Обожение предполагает реальное, глубинное изменение человека, всего нашего существа божественной благодатью. И если в западной музыке апофеозы достигаются на главных темах – обычно более активных, деятельных, то в русской музыке – на побочных темах– темах любви. Это пророчество. Пророчество о Царствии Божием, которое есть торжество Божественной любви.
– Но ведь на развитие русской культуры оказала влияние и западная традиция. Например, исконное знаменное пение заменялось партесным…
– Так сложилось. Это был не лучший вариант, но мы не судим историю. Можем лишь чуть посокрушаться, что развитие нашей музыки не пошло по такому пути, как, например, в Грузии. Грузины сумели оградить свою культуру от тех влияний, которые противоречили духу православия. Какая благоуханная у них гармония! А мы, не успев полностью реализовать собственный народный потенциал в гармонии, свернули на западный путь. Что выражает знаменный распев, если изъяснить его смысл к терминах духовного развития? Свободу чад Божиих. Он больше обращен к сердцу. В протестантском хорале господствует принцип силлабизма: один слог – одна нота. А у нас – восторг распева! В одном из распевов песнопения «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь» душа молящихся словно не может расстаться со словом «Тебе»: последний слог распевается долго, с инициативной ритмикой. Какая любовь, какой простор! Любовь чад Божиих. Такой преданной любви хочет от нас Бог, Пресвятая Богородица и все святые.
– Когда слушаешь русскую классику, нередко возникает ощущение необыкновенного простора. С удовольствием слушаю и Моцарта, и Бетховена. Особо выделяю Шопена… Но если сразу после его прелюдий поставить второй концерт Рахманинова, то ощущения резко меняются: музыкальные волны словно выходят за пределы мира…
– Первое ощущение важно. Оно разное в разных цивилизациях. В восприятии русской музыки западными слушателями можно иногда уловить нотки недовольства. Раздражает ее бескрайняя свобода. Некоторые западные музыковеды договариваются, что, мол, Чайковский не умеет строить форму! (Это сверхгений-то, музыка которого покорила весь мир красотой, не умеет строить форму?!) Раздражает некоторых и музыка Рахманинова. А наша точка отсчета – это свобода в духе и истине. Правда выше закона. Первая конституция Руси так и называлась: Ярославова правда. Законничество же, как поклонение рукодельным законам в пренебрежении к смыслу и правде, претит православной душе. Западное законничество и формализм душит творчество нашего народа. Такое отношение определилось почти сразу же после принятия веры – в сочинении святителя Илариона Киевского «Слово о законе и благодати». Типичные для нашей цивилизации высказывания: «Во всем ищите великого смысла» (прп. Нектарий Оптинский), «Во всем мне хочется дойти до самой сути» (Пастернак), «Мне без истины стыдно жить» (слова правдолюбца Вощева из «Котлована А.Платонова). Послушание благодати Божией в свободе чад Божиих проявилось и в русской музыке.
– Что из русской классики вы посоветовали бы послушать читателям «ПМ» в пасхальные дни?
– Вспоминается чудесная первая сюита Сергея Рахманинова, она вся построена на церковном напеве. Можно сказать, это идеальное отражение церковного праздника в светском произведении.
Анастасия Чернова
Справка:
Вячеслав Вячеславович Медушевский родился в 1939 году в Москве. Доктор искусствоведения, заслуженный деятель искусств России, профессор Московской государственной консерватории.
