В Госдуму поступил законопроект, позволяющий ставить в паспорт отметку о разрешении использовать органы человека после его кончины.
Сама по себе возможность появления такой отметки, наверное, неплоха. В жизни случается много неожиданного, и если погибший в автокатастрофе человек заранее побеспокоился отметить в паспорте, что он не против использования ненужных уже ему на этой земле (к сожалению) сердца или печени, то это может помочь сохранить кому-то жизнь. Если же отметки нет – end of story. Тело зароют, дух отойдет на Суд Божий. Наша Церковь не против, чтобы с согласия человека делались операции по пересадке некоторых органов тяжело больным людям. Это зафиксировано в нашей Социальной концепции.
Более того, такая помощь болящим считается проявлением любви к ним, особой, высшей степенью сострадания. Важно только, чтобы человек дал осознанное согласие на трансплантацию – даже если она будет происходить после его смерти.
Предложенный законопроект, по всей видимости, снижает возможность злоупотреблений. Важно, чтобы все было добровольно и осознанно.
Однако и перед нашими законодателями, и перед нашей Церковью в недалеком будущем встанут и другие вопросы, относящиеся к области биоэтики. Расшифрован геном человека, вскоре его индивидуальная карта станет вполне доступным товаром, и все генетические предрасположенности каждого индивидуума окажутся известными.
Уже не кукушка на опушке будет нам отсчитывать оставшиеся годы жизни, а доктор-бизнесмен определять проценты риска тех или иных заболеваний, в конечном счете, определяющих отмеренные нам сроки. Разумеется, работодатель постарается взять тех, кто не уйдет вскоре на длительный бюллетень, оплачиваемый за счет фирмы.
А диагностика потенциальных угроз для здоровья ребенка еще на эмбриональной стадии? Не будут ли считаться безответственными родители, пренебрегающие «селекцией» детей на этом раннем этапе?
А все шире распространяющаяся по миру идея о том, что больному человеку незачем страдать и надо дать ему возможность «уйти», то есть попросту совершить асистированное самоубийство? И если в трансплантологии речь идет о продолжении жизни, то в приведенных случаях – о смерти.
Почему современные технологии создают огромный потенциал для дискриминирования и даже убийства человека, начиная от эмбриона и кончая больными стариками, – это вопрос сложный, но Церковь неизбежно скоро столкнется с серьезным этическим вызовом. Оценка Церковью новых возможностей медицины часто, хотя и не всегда, будет наталкиваться на недоумение все более безрелигиозного человечества.
Боюсь, что следствием этого столкновения будет обвинение нас в антигуманности. Борясь за жизнь, мы будем выглядеть в глазах современного общества безответственными ретроградами. И теперь слова «Церковь на пути прогресса», звучавшие уже в эпоху тотального атеизма, не будут вызывать у меня отторжения. Не всякий прогресс на благо, или, как писал известный поэт, «все прогрессы реакционны, если рушится человек».
Человек воспринимается нами, христианами, не как биологическая машина для потребления удовольствий, а как высшее творение Божие. Человек призван к следованию по тернистому пути Христову. И если этот путь современным обществом отвергается, то нас это не должно заставить свернуть с узкой дороги на пространную.
Мы знаем, куда ведет одна и чем заканчивается другая.
Протоиерей Михаил Дудко
