Протоиерей Александр Салтыков: «Канон – это традиция, которая может развиваться и видоизменяться»
Настоятель храма Воскресения Христова в Кадашах – о путях развития церковного искусства в ХХ веке и о том, как на митре изобразить Царствие Небесное
– Ваше Высокопреподобие, как бы вы кратко охарактеризовали итоги развития церковного искусства в прошлом веке? От какой стартовой точки началось возрождение, с какими принципиальными затруднениями оно сталкивается?
– Прошедший период некоторые специалисты называли «вавилонским пленением русского богословия» западными представлениями. Эти слова справедливы и в отношении церковного искусства, конец поступательному развитию которого положила революция. Богословие продолжало развиваться на Западе в кабинетах крупных ученых-эмигрантов. Церковное же искусство требует широкой аудитории, а в Советском Союзе это было невозможно. Искусство заглохло, но подспудно продолжало существовать в сознании церковного общества. Когда оковы пали, возрождение столкнулось с духовным невежеством народа. Толпы людей пошли в храмы, однако они были совершенно не образованы. Профессиональный художник полагает, что может написать икону. О том, что икона должна восприниматься как явление духовного мира, он обычно не думает, либо рассуждает как Юлий Цезарь: «Пришел, увидел, победил». К сожалению, церковное искусство плохо усвоено не только работающими в храмах художниками, но и духовенством, включая епископат. Все мы вышли из советского народа. А культура в советское время была крайне укороченная, обрубленная.
– А еще мы испытали сильное влияние западной культуры…
– Западная культура гораздо целостнее. Сейчас она умаляется из-за атеизма и нигилизма и вообще антихристианского движения, которые все больше распространяются среди европейских народов. Но, тем не менее, она все-таки гораздо устойчивее, лишена хаоса, более традиционна, чем наша современная искромсанная на куски культура. Поэтому, естественно, западное влияние чрезвычайно сильно. Плохого в этом ничего нет – если бы мы нашли у этого явления свои корни. Но этого как раз не хватает.
– А как же возникшая как раз в это время отечественная школа реставрации?
– Ее вклад в воссоздание памятников – популярный миф. В советское время иконе была объявлена война. Десятки тысяч храмов, начиная с Храма Христа Спасителя, взорваны. Уничтожали собрания государственных музеев. В 1958 году произошло последнее аутодафе, когда была сожжена коллекция музеев в Торжке. Список утрат колоссален. Но, чтобы показать, что у нас все хорошо, советское правительство занималось показной реставрацией отдельных памятников.
– Как работают иконописцы над иконами новомучеников? Существуют, например, уже узнаваемые изображения святых: Сергий Радонежский с медведем, Серафим Саровский на камне… А как достигается узнаваемость образа новомученика?
– Человека узнают по изображению, а для этого при работе используют фотографию. По церковным канонам, иконописец может приступать к работе попостившись и взяв благословение у духовника, воплощая свой замысел благоговейно и не спеша. Думая при этом не о материальном вознаграждении, а о вечной жизни.
Культура в советское время была крайне укороченная, обрубленная, и восстановить ее чрезвычайно сложно.
Иконописец изображает не временную земную жизнь, но вечность. Для этого нужна особая система знаков…
– Соответствует ли современная иконография канону?
– Канон – это традиция. Мы изображаем вечное. Как это передать? Нужна некая система знаков, поскольку вечное мы не видим, нас окружает временное. Мы находимся внутри кинофильма, который называется жизнь. А надо изобразить то, что выходит за его пределы и называется вечностью. Все споры о каноне должны учитывать одну простую вещь: чтобы изобразить вечное, нужны какие-то знания. Когда появится система изображающих вечное знаков, тогда можно говорить, что у нас складывается икона и канон, соответствующий содержанию этих знаков. Каноническое сходство построено на такой знаковой системе, которая обозначает вечное. Если эта система знаков вас не устраивает, придумайте другую систему. Но она все равно должна указывать на вечное. Если средневековое древнерусское искусство было ориентировано на знаковую систему изображения вечного, западное религиозное искусство такую задачу ставило все меньше и меньше. И в результате пришло к тому, что мы называем реализмом. Стало фиксировать круговерть, этот фильм (иногда фильм ужасов), внутри которого мы сами находимся. Западный художник-иконописец фиксирует какие-то отдельные фрагменты из этого фильма, который называется жизнь. О знаках вечности он тоже думает, но они не имеют первостепенного значения. В церковном искусстве восточного Средневековья они имеют значение первостепенное.
– Но внутри канона ведь тоже может быть какое-то развитие?
– Есть развитие в плане появления новых тем и новых святых, новых дней памяти. Конечно, появляются и относительно новые задачи. Изменения, которые происходят непосредственно внутри канона, свидетельствуют о чувстве вечности. Если вы чувствуете эту вечность, с соблюдением канона все в порядке. Однажды митрополит Платон (Левшин) поручил иконописцу расписать свою митру Царствием Небесным. Иконописец был в полной растерянности, не знал, как это сделать. А один студент взял клобук и подсказал: изобрази в одном месте распятие, в другом – Матерь Божию, ангелов… Изобрази знаковую систему вечности. Иконописец очень обрадовался такому совету, и митрополит остался доволен. Студента, кстати, звали Василий Дроздов, будущий митрополит московский Филарет. Знак вечности – это и Богородица, и распятие, и святые…
Также большое значение имеет понятие прекрасного. Вечное, безусловно, прекрасно. Существуют изменения в каноне, разная типология и стилистика, потому что в разных странах и в разные времена, у разных художников представления о прекрасном разнятся. Прекрасное указывает на вечное, а не на временное.
– Как относиться к иконам, написанным в реалистической живописной традиции?
– Это вопрос благочестия. Если художник старается вести церковную жизнь, постится, молится, он может создать достойный образ в какой бы системе ни привык трудиться. Пусть он обратился к древним образцам стихийно, непрофессионально, но благочестиво. Каждый человек есть образ и подобие Божие. Именно поэтому икона, написанная в реалистических традициях, но с учетом вышесказанного, будет нами воспринята. Это изображение расценивается как частный случай церковного искусства.
Анастасия Чернова
