Многие православные люди знали о благочестивой жизни Владыки Алексия и стремились к свету и теплу, которые он буквально излучал. Светильник не был утаен под спудом.
В ночь с 3 на 4 декабря отошел ко Господу архиепископ Костромской и Галичский Алексий (Фролов), и мы, его духовные чада, почувствовали себя осиротевшими. Находясь в день погребения Владыки по долгу своего зарубежного священнического служения далеко от Москвы, я читал информационные сообщения о его отпевании. Прочтя строки о том, что Покровский собор Новоспасского монастыря не мог вместить всех молящихся, понял, что здесь нет никакого преувеличения. У почившего архиерея было много духовных чад еще со времен его наместничества в Новоспасском монастыре. Но можно с уверенностью сказать, что на отпевании были отнюдь не только чада. Многие православные люди знали о благочестивой жизни Владыки Алексия и стремились к свету и теплу, которые он буквально излучал. Светильник не был утаен под спудом.
Между тем, всякий свет человеческой праведности – это отражение вечного Божественного света. Поэтому он не может гореть и светить сам для себя. Такой свет, подобно маяку – куда-то направляет, ведет. И, самое главное, ведет не к себе – человеку, пусть даже благочестивому, доброму и умному, а к Тому, Чей свет отражает. Таким был Владыка Алексий. Он многих привел ко Христу. Не столько словами, сколько личным примером. Я один из этих людей. Ему, духовному отцу, я по-человечески обязан всем самым ценным в своей жизни – верой, церковностью и священством. Поэтому придется в качестве свидетельства о богоугодной жизни почившего говорить о самом себе.
Много лет назад, будучи молодым студентом светского вуза и как-то, как мне тогда казалось, спонтанно приняв святое Крещение, я стал мало-помалу входить в церковную ограду. Остро ощущалась нужда в духовном руководстве, в мудром слове, совете.
Поиски духовного руководителя закончились, когда однажды я пришел на литургию в только что открытый Новоспасский монастырь и увидел большие честные глаза священника, причащающего народ. Это был наместник монастыря архимандрит Алексий (Фролов).
Когда несколько дней спустя я вновь пришел в монастырь с надеждой на глубокую духовную беседу, отец наместник, вопреки моему ожиданию, не пришел в восторг от моего посещения, а в ответ на мое какое-то дерзновенное вопрошание очень требовательно сказал, что мне «еще надо воцерковляться». Я удивился такому приему и новому незнакомому слову, но воцерковляться все-таки начал. Именно под руководством тогда еще отца Алексия. Ибо говорил он действительно, как власть имеющий.
Здесь нужно рассказать, что привело меня в Новоспасский монастырь. Моя мама и несколько ее подруг тоже начинали в те годы, в начале 1990-х, свой духовный путь и думали, что обрели его в системе небезызвестного Порфирия Иванова. В один из зимних дней они, по обычаю этого своеобразного учения, обливались холодной водой у Новоспасского пруда. Затем женщины зашли в монастырь поставить свечки, что прекрасно сочеталось у них с ивановством. Там, в монастырском Преображенском соборе, они вызвались произвести уборку. Завершив свое добровольное послушание, на выходе из монастыря они услышали, что за ними кто-то бежит. Это был сам наместник отец Алексий, который, догнав их, в волнении произнес: «Женщины, куда же вы? А как же чай?» Вечером того же дня мама с восторгом рассказала мне о беседе за чаем с интересным и очень умным батюшкой. Это была суббота, а в воскресенье я поехал на службу в монастырь, где впервые и увидел отца Алексия.
Эти субботние беседы стали доброй традицией. Отец Алексий сразу же разъяснил женщинам суть ивановства, и их единственным духовным путем стало Православие. Они начали каждую субботу приезжать в монастырь и делать уборку в храме, а затем неизменно была беседа. И я после субботних лекций в своем престижном вузе спешил в монастырь, мыл с женщинами полы, чтобы потом слушать и слушать отца Алексия.
Чуть ли не на второй нашей общей беседе, когда мы засобирались домой, говоря батюшке, что не хотим его больше задерживать, потому что «у него сейчас будет служба», он со свойственной ему твердостью сказал, что «служба сейчас должна быть у всех нас», так как православный христианин в субботу вечером должен быть на всенощном бдении. Так мы начали каждый раз оставаться и на службу, а вскоре «доросли» до исповеди и причастия.
В Новоспасском монастыре сложился костяк духовных чад будущего Владыки Алексия. Количество людей росло, но они не превращались в некую консолидированную сектоподобную группку. Он даже слов таких, как «духовный отец», «чада», не любил употреблять, как бы избегая жесткого структурирования добровольных и свободных духовных отношений. Потому что, опять же, вел он ко Христу, а не к себе. Наверное, по этой же причине с его стороны никогда не было никакого диктата. Не было его и тогда, когда я, оканчивая институт, пришел к нему за советом: идти ли на государственную службу, куда меня усиленно приглашали, либо в бизнес, куда ринулись практически все мои однокурсники? Очень деликатно, в качестве одного из возможных вариантов, архимандрит Алексий сказал мне, что его другу, ректору Духовной семинарии и академии, требуется секретарь со знанием английского, «с перспективой посвящения в сан».
Меня как током ударила последняя часть этой фразы – про священный сан. «От таких предложений духовника, наверное, не стоит отказываться», – думал я в течение того времени, которое отец Алексий дал мне для размышления и молитвы. Вскоре я дал ему утвердительный ответ. Сразу после института я поступил в семинарию на общих основаниях. Правда, промыслом Божиим и к моей радости, я не стал секретарем ректора, а получил послушание экскурсовода Церковно-археологического кабинета, знаменитого и до конца жизни любимого Владыкой Алексием ЦАКа, где в свое время он трудился более 20 лет.
Так начался мой долгий путь к священству, на протяжении которого отец, а затем Владыка Алексий стал мне подлинным духовным отцом. Мобильных телефонов еще не было, и я обрывал трубки в кабинках междугородней связи, по каждому пустяку звоня ему из Сергиева Посада в Москву. При этом с его стороны – никогда ни тени раздражения или усталости. Жесткость и требовательность, когда я уж слишком падал духом, были, но всегда с отеческой любовью. Иногда я удивлялся совпадению того, что он мне говорил, с тем, что потом действительно происходило.
Когда зашла речь о выборе пути в священстве, он, сам будучи строгим и убежденным монахом, сразу сказал мне, что, по его мнению, монашество – не для меня. Я потом долго донимал Владыку вопросами своего поиска будущей супруги, и он неизменно повторял мне: «Запомни, раб Божий (он очень любил это выражение), только взаимная любовь – основание для брака. Ничто иное. Только это угодно Богу». За поддержку и наставление на этом важнейшем этапе жизненного пути я особенно благодарен духовничеству Владыки Алексия.
В тот период моего церковного младенчества Владыка Алексий духовно взрастил и выкормил меня. Прошли годы, я «повзрослел» и уже старался меньше беспокоить его. Тем не менее, мы регулярно встречались и перезванивались. Я всегда звонил Владыке и из мест своего зарубежного служения. Находясь далеко от России, я слышал от других о тяжести постигшей его болезни. Но верить в ее неумолимость не хотелось. Однажды я набрал номер телефона Владыки Алексия, пошли гудки, ответа не было. Я не стал «прозваниваться», зная, что он всегда неизменно перезванивает по номерам пропущенных им звонков. Но прошел день, другой – звонка не было, и только тогда я осознал, насколько все серьезно.
В случае архиепископа Алексия вполне можно говорить о безвременной кончине, ведь 66 лет для маститого иерарха – это расцвет, время трудов и свершений. Но ощущения трагедии, прерванного полета нет. Потому что, строя всю свою жизнь по законам Неба, он жил как бы одной ногой уже там. Сейчас он вернулся в свое Отечество. Человеческая трагедия могла бы быть у нас – осиротевших духовных чад Владыки Алексия. Но мы верим, что обрели молитвенника на небесах. Вечная и благая ему память!
Протоиерей Игорь Выжанов
