Почти всегда для того, чтобы «кайфануть», загулять, человек ищет повод. Особенно ярко это проявляется, когда ты решил «завязать на время».
В моем алкогольном прошлом такие моменты возникали. Для родных они казались моментами просветления, для меня – обоснованием того, что я еще не потерян для жизни, что я не алкоголик. Хватало меня максимум на один месяц, а после автор этих строк решал: все, хватит быть примерным, пора и отдохнуть. И кидался в круговерть пьянки с новой и страшной силой, находя зачастую нелогичную, глупую, формальную причину, почему я должен вновь напиться.
Происходило у меня так потому, что, протрезвев физически и «химически», внутренне я, конечно, был далек от жизни без допинга. Образно говоря, стоял на кочке посреди болота и не знал, да и не хотел знать, как из него выбраться. Не было аргументированной базы, которая бы четко объясняла, с какой это стати я должен не пить. Яркость доказательств, которые и приводили к решению «притормозить» (очередная потеря ключей или документов, драка с увечьями, громкий скандал с близкими и т. п.), меркла с удивительной быстротой. Все желания оставаться трезвым вытеснялись жуткой, принимающей зачастую уродливые формы самовлюбленностью. Ностальгия по расслабленности пела такие жалостливые песни в мозгу, что он долго не выдерживал и «взрывался». Проявлялось это, прежде всего, в поиске виноватых (как правило, они избирались из самых близких людей), на которых перекладывалась ответственность за собственный самообман.
Живя со своей трезвостью неделю-другую, как с мигренью, я себе представлялся подвижником, который ущемляет себя (читай «не пьет»), чтобы родным и близким было хорошо. Когда же родственники позволяли себе даже малейшую критику в мой адрес, это трактовалось автором этих строк как хамство и полное неуважение к «герою-мученику» (то есть ко мне). В итоге, хватало совсем немного реплик в мой адрес, чтобы я расценивал их как «последнюю каплю». «Как смеют эти люди, ради которых я пошел (страшно представить!) на подвиг трезвости, говорить мне что-то поперек? Как могут они просить меня, чтобы я сходил в магазин, помыл пол или переключил телевизор с футбола на какие-то там новости?! Хамы они неблагодарные, вот они кто такие!» – бушевало внутри меня. В итоге, самовлюбленность раскручивала меня на то, чтобы убежденно себе заявить: эти (родственники, друзья и иже с ними) не достойны моего «ангельского терпения». И щемящий своей безмозглостью посыл становился стопроцентным поводом, чтобы вновь уйти в мрак пьянства.
Ностальгия по расслабленности проявлялась, прежде всего, в поиске виноватых из самых близких людей, на которых перекладывалась ответственность за собственный самообман.
Честно говоря, вспоминать об этом даже сейчас, когда живу в трезвости, очень непросто. Почему? Наверное, потому что требовательность к другим и сегодня порой затмевает честность перед самим собой. Ловишь себя на том, что с нездоровой радостью готов обличать кого-то за те действия и поступки, которые у тебя самого сидят, что называется, в крови. Между тем вопросы умения прощать и умения терпеть становятся ключевыми в деле трезвения. При этом обучение этим двум необходимым каждому человеку качествам таит в себе капканы, в которых можно застрять надолго. С потрясающей и пугающей легкостью человек зависимый деформирует доброе начинание в нечто карикатурное и по сути злое.
Например, стремление идущего к трезвости человека не осуждать отца-алкоголика, или мать-атеистку, или брата-гуляку, или дочь-лентяйку становится не путем ко спасению, а ковровой дорожкой на самовозведенный пьедестал. Получается не трезвый взгляд на себя, а некий герой в карикатуре. Человек так увлекается разбором грехов других людей, которые он из-за собственной пьянки не видел, а теперь «должен и изо всех сил пытаться простить», что забывает о своих дурных наклонностях и уже совершенных безобразиях. На элементарный анализ собственных проступков (и проступки – это еще мягко сказано!) сил и желания уже не остается. Потрясающую по своей простоте и глубине мысль высказал как-то человек на одной из бесед в семейном клубе трезвости. По его мнению, основанному на личном опыте, человек, пребывающий в пьянстве, наркомании, игромании или другой страсти, прежде всего должен заботится не о том, чтобы кого-то простить, а о том, чтобы окружающие смогли простить его самого. Такой подход лишает гордыню многих козырей. В первую очередь – желания «приписать» окружающим (родным, коллегам по работе, соседям, прохожим, даже водителям маршруток!) свои собственные изъяны.
Подвигнуть себя на трезвость было невозможно, пока не оказался среди людей, которые находились в процессе изменения себя. Именно себя, а не других.
Их исправление – труд долгий и кропотливый, который без Божией помощи не осилить. Для автора этих строк подвигнуть себя на такой труд (попытки трезветь «на время», сами понимаете, не в счет) было невозможно, пока не оказался среди людей, часть которых только приближалась, а часть уже находилась в процессе изменения себя. Себя, а не других. Примеру трезвых людей хотелось следовать, хотелось мыслить с ними в одном направлении и ритме – настолько свежими, теплыми они оказались. И когда «общинники» делились своими историями (часть из которых заставляла холодеть внутри, часть – подкатывала комок к горлу), размышлениями (которые порой потрясали своей искренней покаянной глубиной), становилось легче. Легче не только прощать, но терпеливо и смиренно ждать прощения от других. Спаси, Господи!
Никита Вятчанин
