Школьная Пасха: реалии 1980-х
С детства я жила на окраине Москвы, в спальном районе, духовным средоточием и украшением которого являлся храм, чудом Божиим избежавший закрытия в советское время.
Небольшой размерами, он был выстроен в самом начале XIX столетия для жителей села, позднее вошедшего в черту столицы, и с течением времени с трех сторон оказался окружен захоронениями, став, фактически, кладбищенским. То обстоятельство, что богослужения здесь никогда не прекращались, а также удачное расположение в удалении от центра и бдительных глаз властей привлекало народ. На Пасху храм с трудом вмещал верующих, съезжавшихся из окрестных густонаселенных микрорайонов.
Школу в нашем районе выстроили неподалеку от храма так, что из классных окон были видны купола, а в теплое время года, когда окна раскрывались для проветривания на переменах, до нас долетал и колокольный звон. По мере приближения праздника Пасхи, когда весеннее солнце заливало классы веселым светом, а деревья в школьном дворе выбрасывали почки, предвкушение грядущего торжества ощущалось все сильнее.
Обычно на Пасху ближе к полуночи молодежь из окрестных домов целыми компаниями шла к храму – посмотреть на крестный ход. Внутрь церковного двора попасть было непросто – помимо традиционного милицейского кордона, дежурившего у входа, здесь же толклись дружинники с красными повязками на рукаве. Беспрепятственно пропуская внутрь старушек-богомолок в белых платочках, они откровенно цеплялись к подросткам, нередко заворачивая их без всяких объяснений. Когда в 15 лет я впервые пошла на ночное пасхальное богослужение самостоятельно, то специально надела старое мамино пальто – длинное, серое – и накинула сверху капюшон, максимально ссутулившись и сжавшись. К храму шла в большом внутреннем напряжении, дрожа от мысли, что могу не попасть на самое главное богослужение церковного года – тогда пасхальная Литургия совершалась только один раз. Святая ночь была туманной, возможно, именно благодаря этому удалось проскочить под самым носом у дружинников. Уже проскальзывая внутрь, услышала, как они остановили какого-то парня, намеревавшегося последовать моему примеру, строгим вопросом: «Куда Вы идете?»
Традиционно в пятницу накануне Пасхи в школе нас строго-настрого предупреждали, чтобы мы не вздумали подходить к церкви праздничной ночью, а если кого увидят – будут проблемы. Для этого сам директор ходил по классам, в основном, конечно, к старшеклассникам. Утром в Светлый понедельник начинались разбирательства, потому что обычно кто-то да попадался. Фамилии ослушников прямо назывались учителями на уроках как подтверждение того, что подобный проступок скрыть никому не удастся. Помню, директор, специально придя в класс утром в понедельник, метал громы и молнии, рассказывая, что милиция поймала одного парня из школы пасхальной ночью возле церкви пьяным. Был ли он пьян действительно или его просто задержали под этим формальным предлогом? Само собой, от учителей также требовалось проявлять атеистическую сознательность, тем более что все они были либо членами партии, либо комсомольцами, то есть даже их сочувствие «церковному мракобесию» было бы идеологическим преступлением.
Но времена менялись. Я отчетливо поняла это, уже будучи в старшем классе, когда в Великую Субботу, бывшую обычным учебным днем, на уроке математики наша классная руководительница в самом строгом тоне завела с нами привычный разговор о том, что нельзя подходить к храму на Пасху. Начался урок, меня вызвали отвечать. Решив задачу, я отошла к краю доски и обернулась, оказавшись за спиной склонившейся над школьным журналом учительницы. Только отсюда был видно, что под ее столом, снаружи закрытым до пола глухой доской, тщательно прикрытый пакетом стоял большой пасхальный кулич.
Ольга Кирьянова
